Дотошность, с какой Пётр вникал во всякие мелочи, выручила и на этот раз. Председатель государственной экзаменационной комиссии, знаменитый строитель Чиков, управляющий 7-м трестом «Главприволжскстроя», спросил: "А чем заливать будете ограждения на лестничных площадках"? Пётр вспомнил, как позапрошлым летом в Сталинграде он, студент-практикант, обратил внимание на неприятно пахнуший густой раствор, коим рабочие заливали стойки перил. Он полюбопытствовал, что это за жидкость, но строители только отмахнулись он него: "Иди, а то ещё отравишься". Однако Пётр не отстал от них, пока не получил ответ: "Расплавленная сера".

Эти два слова удовлетворили Чикова, больше вопросов не было. А через полчаса Петру объявили, что его дипломный проект "Строительство стадиона на десять тысяч зрителей в Саратове" оценён высшим балом, а выпускнику Саратовского автодорожного института Петру Фёдоровичу Дмитричеву присвоена квалификация "Инженер-строитель промышленных и гражданских сооружений".

Стадион в Саратове он так и не построил. Зато участвовал в возведении многих других объёктов в областном центре: здания НИИ геологии и геофизики на площади Революции, жилого дома на углу улиц Сакко и Ванцетти и Горького, поликлиники №7 на улице Горького, дома обкома на улице Челюскинцев, жилых домов для рабочих завода «Проммаш».

А первый объект инженера по технадзору Дмитричева располагался на станции Жерновка Аткарского района – сушильная башня для сушки зерна на элеваторе. Её строили в 1956-57 годах, после чего Пётр перебрался в Саратов. Нашёл работу в тепле и уюте – инженером производственно-технического отдела СМУ-12. Но проработал там всего... один день, уже на другое утро взбунтовавшись: "Это что же, я так и буду считать, сколько шпингалетов нужно завезти на стройку? Для этого и пяти классов хватит, а я институт окончил". Михаил Григорьевич Гринберг, начальник СМУ, убедившись, что новичок в самом деле предпочитает стужу и зной под открытым небом непыльной работе в ПТО, направил его мастером к прорабу Григорию Израилевичу Лазерсону на строительство первого дома на улице, которую вскоре назовут Набережной Космонавтов.

Почему Дмитричев выбрал хлопотную должность мастера? Потому что гвоздём в голове застряла тирада преподавателя Логинова (в политехе он читал курс "строительные конструкции"): "Девушки пойдут в проектные институты, а вам, юноши, настоятельно рекомендую идти на производство. Вы думаете, что вы без пяти минут инженеры? Нет, вы из себя ещё ничего не представляете (эти слова студенты покрыли неодобрительным гулом: "У-у-у!"). Вот когда построите не одно здание, закроете над собой небо потолками – тогда и научитесь ремеслу строителя, станете настоящими инженерами. Мой вам совет – начинайте с должности мастера".

На доме №1 будущей Набережной Космонавтов работы только начинались, рыли котлован, глыбы смёрзшейся земли катились вниз, к реке, ломая штакетник забора около летнего кинотеатра "Волга". После закладки фундамента стали класть стены. Пётр Фёдорович (несмотря на молодость, его уже тогда все величали по имени-отчеству, быть может, за ту серьёзность, с какой он подходил к любому делу) бегал от угла до угла, измерял теодолитом верность кладки. Толщина стены, 64 сантиметра, не позволяла развернуть треногу нивелира, вот и приходилось ставить инструмент на углах. В институте учили обращаться с нивелиром, азы он знал, а "высшую математику" сей операции постиг, перенимая опыт у мастера Петра Павловича Молоткова. Молотков – второй мастер на доме, так как работы шли круглосуточно. Дмитричеву особенно нравилась ночная смена: её он начинал, окунувшись (это уже летом) в Волгу.

Четыре года проработал в СМУ-12, а уволился, обидевшись на то, что не дали ему квартиру, хотя он построил не один жилой дом. К тому времени он уже женился на девушке из НИИ геологии и геофизики Алевтине Ивановне: строили новое здание института на Верхнем Базаре, а старое располагалось вблизи, в бывшем двухэтажном лабазе, вот заведующая канцелярией НИИ и приметила энергичного прораба.

Ещё два года служил верой и правдой Саратову на посту заместителя директора по капитальному строительству на «Проммаше», пока судьба не увела его далеко на север от родимых мест (родился он в селе Голицыно Новобурасского района). В октябре 1961 года от военкомата прошёл медицинскую комиссию, полагая, что это рутинная работа комиссариата по учёту офицеров запаса, но в начале февраля 1962 года, явившись по повестке в облвоенкомат, услышал из уст подполковника удивившие его слова о том, что он, Дмитричев, на основании приказа министра обороны маршала Р.Я. Малиновского призывается в ряды Советской Армии.

– А меня спросили? – возмутился инженер.

– А вашего согласия и не требуется, – охладил пыл новоиспечённого инженера-лейтенанта подполковник и приказал назавтра прибыть с вещами для отправки в Москву за назначением. В Министерстве обороны два дня чиновник уговаривал Дмитричева написать заявление: «Прошу призвать меня в ряды Вооружённых Сил…». Пётр Фёдорович наотрез отказался: не хотелось врать. Так и поехал к месту назначения с личным делом, в котором значилось: «Призван без изъявления согласия».

Потом Дмитричеву будут завидовать друзья: адрес, по которому они писали ему письма, звучал заманчиво – сперва «Москва-400», затем «Ленинград-300». На самом деле призвали его на строительство объектов на космодроме Плесецк в Архангельской области, а «столичные адреса» служили прикрытием: для гражданских лиц не существовало такого космодрома. Начальник специализированного СМУ Дмитричев строил стартовые комплексы, монтажно-испытательные корпуса, прокладывал автомобильные трассы и укладывал железнодорожное полотно. Причём лейтенанту, а потом и капитану Дмитричеву приходилось не только командовать солдатами, но и самому брать в руки мастерок и класть стены. Потому что призывали в армию солдат, записывая им в военный билет «воинскую» специальность «каменщик», отчего они отнюдь не владели ремеслом. Вот командиру и приходилось личным примером обучать бойцов. Только обучишь одних – следует другой призыв с такими же новобранцами-неумехами, из которых надо было воспитать бойцов-строителей.

В 1965 году перевели его на строительство ракетных шахт под Татищево, через три года Пётр Фёдорович стал думать, как бы устроиться в Саратове: родители-пенсионеры требовали ухода. Фёдор Осипович, первый тракторист в своём селе, всю войну прослужил в шофёром в саратовской милиции, боролся с внутренними врагами, награждён за отвагу орденом Красной Звезды, а уже в мирные годы удостоился ордена «Знак Почёта».

Однажды капитана Дмитричева вызвал командир воинской части, сказал: «Сейчас тебе будет звонить полковник Ежов». – «А кто он?» – спросил Дмитричев. – «Тебе лучше знать, ты же ездил в Саратов искать работу», – недовольно ответил командир. Оказалось, за капитана похлопотали друзья, и на него вышел полковник Ежов. В телефонном разговоре, услышав должность Ежова – «начальник штаба ГО Саратовской области», Пётр Фёдорович чуть не испортил всё, вопросив: «А что такое ГО?», и, узнав, что это гражданская оборона, в раздумье засомневался: «Не знаю, подойдёт ли она мне?» – «Главное, чтобы вы ей подошли!» – заключил Ежов.

При личной встрече с Петром Герасимовичем Ежовым выяснилось, что они идеально подходят друг другу: его новая должность – начальник инженерной службы областного штаба ГО – и инженер-строитель Дмитричев.

В 1968 году вышло закрытое постановление ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Госплана о развёртывании строительства в нашей стране убежищ (в городах) и противорадиационных укрытий (в сёлах). В США уже давно на случай ядерной войны построили защитные сооружения, у нас же… Навёрстывать упущенное поручили маршалу Чуйкову, герою Сталинградской битвы, бравшему Берлин. Маршал приказал ответственным за гражданскую оборону на местах найти людей, сведущих в строительстве защитных сооружений. Петру Фёдоровичу Дмитричеву ещё в Плесецке доводилось возводить убежища, ну, а как строить прочно, добротно и быстро, он знал не понаслышке. Правда, на сей раз ему нужно было контролировать, как строят другие.

Однажды приехал на «Нитрон» и увидел, что рабочие не так заливают бетон. Велел прорабу тут же переделать («у вас кто здесь, строители или землекопы?»), однако прораб, приобняв проверяющего за плечи, вкрадчивым голосом стал увещевать, де, есть у нас такая книжечка, СНИПы называется (строительные нормы и правила), согласно им мы и строим. Пётр Фёдорович понял, что его пытаются ввести в заблуждение, де, человек военный ничего не понимает в делах строительных, навешаем ему лапшу на уши. Пришлось поговорить на техническом языке, для начала сообщив, что со СНИПами он знаком уже четверть века, построил на своём веку не один десяток зданий.

Требовательным, принципиальным, даже жёстким ему приходилось быть потому, что уж больно серьёзны были сдаваемые объекты. По мелочам не придирался: «Не важно, что вы не успели стены и потолок побелить, потом доделаете, главное – обеспечить людей в убежищах всем необходимым». А в это «необходимое» входил запас питьевой воды, электроэнергия, вентиляция и хорошая герметизация помещения, чтобы туда не могла проникнуть радиационная пыль. И ещё – надёжные двери, держащие натиск ударной волны. А ещё – столы, стулья и нары, ведь не на час, не на два рассчитывались убежища: пока рассеется радиоактивная пыль, пройдёт и день, и два.

Если в городах убежища строили на всех крупных предприятиях, то в сёлах их приспосабливали. ПРУ – противорадиационные укрытия – обустраивались из расчёта 0,5 кв. м на человека. Здесь также в подвалах клубов или в школьных спортзалах расставляли скамейки, ставили бачки с питьевой водой. Вентиляцию обеспечивали механизмы с ручным приводом, в отличие от городских убежищ, обеспечиваемых дизелями: от ядерного удара электрические сети выходят из строя. Предполагалось, что противник ракеты направит на города, потому в сёлах ударной волны не будет, там надо позаботиться о том, чтобы радиоактивная пыль не попала в убежища и в… животноводческие помещения: на фермах плотно заклеивали окна.

Два десятилетия курировал строительство и эксплуатацию убежищ в нашей области Пётр Фёдорович Дмитричев. Отладил систему так, что она работала как бы сама по себе. К примеру, договорился с Госбанком, чтобы не финансировалось строительство новых корпусов без проектирования в них убежищ. На крупных предприятиях убежища вмещали и полторы тысячи, и три тысячи человек. Построили новый сборочный цех размером с футбольное поле на троллейбусном заводе в Энгельсе, а под ним разместили убежище. В случае тревоги спасения не надо искать далеко, достаточно спуститься под пол цеха.

Однажды ему позвонил полковник Римард Николаевич Каракулько, начальник управления «Военстрой», и попросил консультации. И Петр Фёдорович возил полковника по уже построенным объектам, на каждом из них подчёркивая, что главная задача строителей – обеспечить безопасность людей, доверивших им свои жизни.

Хорошие отношения сложились у Дмитричева с главным строителем Балакова, управляющим «Саратовгэсстроя» Александром Ивановичем Максаковым. Уважал его Максаков за деловитость и принципиальность без излишнего усердия, а Пётр Фёдорович ценил Максакова за твёрдость слова. Как-то 31 декабря нужно было ввести в строй одно балаковское предприятие, Максаков прибывшему на приёмку Дмитричеву сознался, что в убежище по ошибке поставили вентиляционную трубу не противоударную, а простую. «Пётр Фёдорович, дай мне десять дней, и я всё исправлю». Девятого января позвонил: «Приезжайте, всё готово». – «Верю на слово, – отозвался Дмитричев, – посмотрю, когда с оказией приеду в Балаково».

Штаб ГО в Саратове располагался в доме №64 по улице Рабочей, но там Пётр Фёдорович бывал реже, нежели на своих объектах, разбросанных по всей области. Выезжал, чтобы не только проинспектировать строительство, но и проводил учения, в деле проверяя, как поведут себя строения. Использовал учения, чтобы достроить то, что не достроено, организовывал круглосуточную работу на объектах, горячее питание строителям. «Старался так, как себе дачу строил», – вспоминает Пётр Фёдорович. На память о тех годах осталась у него Почётная грамота, подписанная министром обороны СССР Д.Ф.Устиновым.

В штате у него числилось ещё трое сотрудников, которые постоянно менялись: жизнь на колёсах не всем по нутру. Вспоминает из своих соратников двоих – военного строителя Николая Силовича Моисеннко и майора Александра Николаевича Рабаданова, ныне генерал-майора, начальника МЧС и ГО области.

Уволился в запас полковник Дмитричев в 1988г. До середины 1990-х работал в отделе ГО «Саратовэнерго». С развалом СССР и отношение к гражданской обороне изменилось, возобладали миролюбивые настроения, дескать, никто с нами воевать не собирается. В лучшем случае те убежища приспособили под склады, а то и вовсе стоят в запустении.

«В истории просматривается синусоида, – поясняет Пётр Фёдорович. – В 1930-е годы к нашей службе, входившей в местную противовоздушную оборону, относились с почтением, как к первой жизненной необходимости. Да так оно и было: многим тысячам бомбоубежища спасли жизнь. А Хрущёв заявил, что мы ни на кого нападать не собираемся, мы за мир – и к нам стали относиться с прохладцей. В 1968г, после закрытого постановления ЦК и Совмина о строительстве убежищ, руководители хотя и ворчали, дескать, и без вас хлопот хватает, однако исполняли всё, что требовалось для скорейшего возведения объектов гражданской обороны. Конечно, с годами, как это часто бывает, давление того закрытого постановления ослабло, и нам приходилось напоминать нерадивым, что наши объекты – не блажь, а суровая необходимость». Зачастую дела подменялись бумажными отчётами. Таким рьяным приписчикам Дмитричев язвительно замечал: «Смотрите, чтобы число обученных пользоваться противогазом у вас не оказалось больше трёх миллионов» (в то время на земле саратовской проживало 2 млн 860 тыс человек).

Сегодня, вспоминая прошедшее, Пётр Фёдорович говорит: «Счастлив тем, что не ошибся в выборе профессии». 40 лет строил он объекты гражданского и военного назначения, из них 2  десятилетия поддерживал в боевой готовности убежища, следуя древней римской пословице «Si vis pacem para bellum», то есть «Если хочешь мира – готовься к войне».