СТАТЬИ


Не дай вам бог!

Александр Амусин
(окончание, начало в ……)
Ну, вот и всё – темнеет снег…
Метель охрипшая плетётся…
На костылях из старых слег
Сосулька исповедью льётся.
В окне от белого – черно,
Ручьями пахнут двор и сени.
Дороги древнее сукно
В заиндевелых нитках сена.
Раскрылись звёзды в тишине,
Дыханием весны согреты,
Вспотевший месяц снял шинель,
Блеснув над речкой эполетом…
Ну, вот и всё! К чему слова!
На ветках скоро вздрогнут почки,
И вспыхнет первая листва -
Зимы - последним многоточьем…
                                                     
И снова чувство брезгливости охватило Павла. Он глядел на Марину, как на плесень, от которой исходил тошнотворный запах.  Она приподняла подол пеньюара, едва прикрывающий обнажённый низ живота, наклонилась и высморкалась. Затем икнула и попыталась встать, но не удержалась и рухнула на кровать, широко раскинув ноги.
- Ну, чего таращишся, лупень,  г-г-го-олую бабу да-давно н-не видел! Пи… Подыми!
Павел отвернулся и ушёл на кухню, налил в бокал холодной воды из под крана. Когда вернулся в спальню, Марина, засунув подушку между ног, спала, уткнувшись в живот девушки. Он хотел плеснуть воды из бокала ей в лицо, но не успел. Незакрытая Павлом дверь в квартиру распахнулась.
На пороге, держа бутылку пива за горлышко, как гранату, стоял Юрий. Увидев лежащую на кровати жену, ухмыльнулся.
- Так, выходит, не сбрехали людишки добрые… Есть ещё на земле правдонька лютая.
Он ворвался в спальню, протянул к лежащей девушке руки и, удивленный, замер.
- Пашка, а откуда у этого хрена титьки… И это… Это… где он? Чем? Это что, баба!? Так это что, молодняк - баба!?
Он сел на стоящий рядом с кроватью стул, большим пальцем  руки открыл пробку и не выпил, а вылил в себя пиво. Утёрся рукавом и захохотал, да так раскатисто и громко, что лёгенькие занавески на окнах испуганно зашевелились. Обе женщины проснулись. Девушка прижалась к Марине и дрожащим голосом спросила:
- Это кто, чего им надо?
- Это муж.
- Да, девонька, никуда не деешся, муж! А ты, селявка синюшная, не в тот огород попала. Не получится тебе из меня козла сделать. У обоих у вас не получится!
Девушка попыталась ещё что-то сказать, но не успела. Везунчик схватил её за руку и поволок в зал. Там швырнул на диван, раздвинул ноги и, расстегнув ширинку брюк, накинулся... Девушка не сопротивлялась, а тихо постанывая, шептала:
- Мы так не договаривались, мы так не догова…
Марина, увидев, что делается в зале, зевнула и, слегка припушив подушку, легла, пробормотав:
- За свои удовольствия сам будешь расплачиваться, козюля ненасытная.
Что будет дальше, Павел не стал дожидаться. Швырнув ключи в постель Марине, вышел. Оказавшись снова на улице, достал визитку Везунчика, поморщившись, порвал и выкинул. Затем посмотрел на часы. До суда оставалось два часа.
Пытаясь отвлечся, Павел снова стал вглядываться в то, что происходит. Возле арки старинного дома стоял плакат «Гадаю точно и не дорого!!!» Рядом женщина с огненно-рыжими волосами, в цветной шали, сиреневой куртке и чёрной плисированной юбке что-то доказывала молоденькой девушке. Когда Павел подошёл ближе, женщина держала руку девушки в своих ладонях и тихо ворковала:
- Что ты, милая, что ты, звёздочка, проплывёт твой корабль меж двух берегов и ни у одного не причалит. Только остров далёкий и желанный станет для него настоящей пристанью. Тяжко думать об ином, понимаю, но так предначертано.
Девушка тяжело вздохнула, достала из сумочки кошелек, расплатилась.
- И дорого будет стоить правда для народа? - спросил женщину Павел.  Она улыбнулась и назвала цену, Павел протянул ладонь.
- Что хочет узнать красавец?
- Да как и все! Когда женюсь, сколько детей народится, долго ли счастлив буду…
- Неужто до сих пор холостой мыкаешся?
- Официально да, а то, что есть, не в счёт…
- Понятно, - перебила его женщина и стала внимательно вглядываться в ладонь Павла. – Лукавишь, касатик, лукавишь, милок. Есть у тебя женщина и любишь ты её, что в огне, что в воде, что в сердце твоём образ её живёт то болью, то счастьем. И дочка у вас растёт, на мамочку похожа. А в этом году сыночек будет, вылитый папа. Как раз под Новый год народится, что месяц ясный - крепенький, смышлёный, как папа, и вырастут детки ваши в любви большой и раненой, той, что сейчас обжигает сердце твоё и повелевает вами обоими. И если ошиблась, неправду сказала, не плати, а коли правду…
Павел достал деньги.
- Значит, сын, говорите, будет? А жена уверяет, жить негде, не до детей.
- А ты поменьше женщин слушай, они сердцем живут, а не разумом. Твоё дело хозяйское – гнёздышко вить, да опорой быть.
Павел тяжело вздохнул, отсчитал деньги и снова побрёл по проспекту. Конечно, гадалке разоблачить его якобы холостяцкое настоящее было несложно, на руке красовалось обручальное кольцо. Но как она догадалась насчёт дочери? Да и странно предсказание о сыне, хотя в него верится, потому что в остальном гадалка не ошиблась. Павел присел на лавочку, прикурил. Рядом сидели две девушки и, не обращая на Павла внимания, тихо переговаривались:
- Ну, а ты что сделала, когда узнала, что он с Катькой был?
- Вначале дурью маялась, как все, а потом, когда у Герки потусовались, с Шуриком душу отвела, нормально всё. Прикольно.
- А я б Катьке глазёнки выцарапала!
- На все глазёнки ногтей не хватит. Это мы про одну случайно узнали, а про…
Павел раздражённо встал. И тут плотские проблемы, как будто людям поговорить больше не о чем. Теперь он уже не брёл по проспекту, а шел спокойно, не торопясь. До суда оставался час. Мимо Павла прошла небольшая группа школьниц-старшекласниц. Павел усмехнулся, мысленно подбирая одну из них под себя. Но никто не понравился, и только одна, чем-то напоминающая Наташу, показалась Павлу миленькой. И снова мелькали лица, и снова Павел пытался выбрать подходящее  лицо, и снова ловил себя на мысли, что в каждой девушке ищет Наташины черты.  Вот и сейчас он стал пристально вглядываться в женщину, чем-то напоминающую Наташу. Она вела девочку за руку и тихо приговаривала:
- Прекрати капризничать, перед людьми стыдно.
- А мне не стыдно, а мне людев не стыдно, - хныкала девочка, - хочу к папе, хочу к папе, у всех людев есть папы…
- Ирочка, пожайлуста, не капризничай, давай дома поговорим.
Девочка на мгновение перестала плакать и упираться.
- У папы дома?
- Нет, у нас дома.
- У нас нет дома, у нас нет дома, потому что там нет папы, потому что там нет папы… - девочка ещё сильнее заплакала и стала бить маму кулачками.
- Цветы, кому цветы, кто забыл купить цветы!? - пытаясь перекричать девочку, устало заныла женщина, бредущая навстречу Павлу, с небольшой корзиной роз.
- А можно одну, без колючек, - попросил Павел.
Женщина достала больщую тёмно-вишнёвую розу, аккуратно завернула в целлофан. Павел рассчитался и, догнав женщину с плачущей девочкой, протянул  розу девочке:
- Держи, малышка, смотри, какой цветок красивый!
Но девочка резко оттолкнула его руку:
- Не хочу красивый, хочу папин, папин хочу, не хочу красивый!
Девочка уже не плакала, а билась в истерике, повиснув у мамы на руках. По её щекам ручейком струились слезы, и Пашин цветок, отражаясь, делал их похожими на струйки крови.
Паша вздрогнул, увидев вишневые капельки на щеках девочки. Пальцы рук задрожали, роза выпала. И тут же чья-то нога наступила на её хрупкий стебелёк, другая раздавила пышные лепесточки, ещё одна отшвырнула цветок в лужу… Мир, куда должен был войти Павел, торопливо наслаждался своею свободой и не смотрел под ноги.
До начала заседания в суде оставалось полчаса. Павел догнал женщину с цветами и купил у неё девять роз.
- А почему девять? - спросила она удивлённо.
- А мы столько лет с женою прожили.
- Праздник у вас сегодня? Завидую, а мой прощелыга день рождения не помнит, не то что день свадьбы.
В суд Паша не пошёл. Обратно он буквально летел, не замечая тех мест, где только что брёл, примеряя себя к будущей жизни.
Уже дома, отдышавшись, заглянул в спальню – взять вазу - и замер.
Наташа стояла на стуле, развешивая на окнах новые шторы. Увидев Павла с цветами, улыбнулась:
- А я думала, ты в суд попрёшся! Знаешь, первый раз в жизни в тебе засомневалась!