- Почему одной из важнейших тем вашей предвыборной кампании стала борьба с преступностью? И какие меры вы полагаете необходимыми для того, чтобы вновь сделать безопасными улицы француз-ских городов?
- Проблема эта касается всех обитателей Франции: все они желают спокойствия и безопасности, обеспечение которых является первейшей обязанностью государства. Однако во Франции, согласно исследованиям, ежегодно совершается 15 миллионов правонарушений, и только 4% из них заканчиваются наказанием. К увеличению уровня преступности в наших городах привела совокупность многих причин. И важнейшая из них - это массовая иммиграция: скопление во французских городах большого количества иностранцев, которые не ассимилируются, а часто и не хотят ассимилироваться.
Но есть и другие причины. Это - утрата моральных и религиозных чувств и принципов, а также бессилие и неспособность образовательной системы - следствие её многолетней «марксизации» (где царит идеология 68-го года с ее «запрещено запрещать»), отсутствие сильной и определённой политики поддержки семьи и, наконец, разрыв той естественной связи между армией и нацией, которые создаются военной службой по призыву.
В итоге более 20% правонарушений совершается лицами, не достигшими 18-летнего возраста. В течение двадцати лет все правительства, как левые, так и правые, предпочитали, по их словам, превентивную политику репрессивной. Хотя на деле они не предотвращали никаких преступлений. Как, впрочем, и не наказывали за них. У них просто не было соответствующего инструмента. Поддержание порядка в стране означает постоянную необходимость применять закон, исполнять наказание преступников. Это наказание должно быть справедливым, быстрым и исполнимым. Но для этого государство должно прежде всего обладать моральным авторитетом. Чтобы подростки в пригородах не воровали, нужно, чтобы министры не воровали при исполнении своих обязанностей.
- А какие меры вы предлагаете для улучшения условий жизни населения Франции и для оздоровления француз-ской экономики?
- Наша цель состоит в возвращении свободы и достоинства Франции и её гражданам. Это означает прежде всего уменьшение налогового бремени - дабы защитить от посягательств большую часть заработков и прибылей, получаемых трудящимися французами. Ведь их труд производит реальные богатства страны, и этот труд должен почитаться во всех смыслах - в том числе и в налоговом. Я предлагаю ввести конституционную норму, согласно которой налоговые поступления в бюджет не должны превышать 35% валового внутреннего продукта.
Кроме того, необходимо отменить два вида налогов. Первый - это налог на наследство по прямой линии. Он разрушает экономическую структуру страны. Множество небольших семейных предприятий - крестьянских, промышленных, ремесленных - разоряются из-за невозможности его выплатить. Это означает убытки для нас в размере 12-14 миллиардов франков.
Другая мера гораздо более революционная - это постепенная отмена налога на доходы. Мои противники и слева, и справа находят множество оправданий для своего нежелания идти на эту совершенно необходимую для нас меру. Хотя на самом деле не один Морис Аллэ, например, но целых пять (!) нобелевских лауреатов в области экономики настаивают на отмене этого налога, считая его губительным для любой экономики. Он совершенно бессмыслен. Ведь количество «богатых» (определение вполне относительное) в стране не увеличивается, но всё больше налогоплательщиков, декларирующих доходы, подпадает под него. Хотя мы сегодня можем сразу и вполне безболезненно освободить от него лиц с невысокими доходами (платящими по 5%). Да и суммарный объём выплат по ставке 20% равен лишь 1,5% обязательных налоговых поступлений. Сегодня налог на доходы даёт бюджету 320 миллиардов франков. Но уже в течение пяти лет после отмены налога все эти деньги (которые никто не будет закапывать в землю) окажутся вложенными в экономику. Что будет означать среди прочего рост поступлений в казну от НДС и других налогов. Франция перестанет терять инвесторов и высококвалифицированных специалистов. Будут созданы новые предприятия с новыми рабочими местами. Причём экономически оправданными местами. Приносящими доход, а не созданными государством лишь для «борьбы с безработицей» и лишь проедающими средства, полученные государством из карманов налогоплательщиков.
Вторая важная часть моей экономической политики состоит в сближении уровней оплаты ручного (физического) и умственного труда. Этот социальный разлом был произведен сразу после войны теми, кто начал завоз иммигрантов (и Помпиду в этом признался) с целью резкого снижения стоимости ручного труда во Франции. Нам необходимо глубокое реформирование образовательной системы. Нужно положить конец тому политически ориентированному образованию, которое навязывает школьная система Французской Республики - марксист-ская по большей части.
По нашему школьному преподаванию видно, что мы живём в пространстве анархии, в пространстве анархо-троцкизма. Начиная с 1968 года труд стал представляться молодёжи как род наказания, а венцом человеческой жизни стали отпуска и каникулы. Пенсия пораньше, рабочая неделя поменьше, свободного времени побольше: всё это стало целью жизни и левых, и правых. Школа не торопится сообщить ученикам, что для любого «перераспределения» богатств прежде всего нужно их создать.
- Вы действительно счита-ете, что экономическая демократия может существовать в современном мире? - Да, если существуют границы. Границы ведь это вовсе не препятствия, не плотины. Границы - это фильтры, с помощью которых вы определяете количественный и качественный состав вашего обмена с внешним миром - в зависимости от интересов ваших потребителей, а также ваших производителей. Один из главных элементов политической независимости - как можно большая экономическая независимость. Конечно, целью не является автаркия, но - самостоятельность.
Мы прекрасно знаем, видим, что некоторые страны неустанно заботятся о нефтяной гегемонии, пищевой гегемонии, ядерной, военной гегемонии. И если мы хотим сохранить нашу независимость, мы должны блюсти независимость наших внутренних рынков, где экономическая демократия - равенство предприятий, компаний - должна поддерживаться в возможно большей степени. Уничтожение национальных границ отдало французское производство - промышленное, ремесленное, сельскохозяйственное, а также и французскую торговлю - во власть зачастую дикой конкуренции внешнего мира. Так, Европа почти убила французское сельское хозяйство: в него приходит 8 000 молодых людей в год, а 45 000 людей уходит на пенсию. И каждые 15 минут во Франции исчезает одна семейная ферма. При этом никто в ЕС не объясняет, почему из США в Европу завозятся, например, миллионы тонн кормов для скота - в прямой ущерб нашим производителям. Их же заставляют индустриализировать своё хозяйство, особенно выращивание скота и птицы, до степени совершенно искусственной «рентабельности». Что приводит к экологическим катастрофам. Ведь сельское хозяйство само по себе не есть «промышленное производство». Оно имеет дело не с «переработкой сырья» и «сборкой комплектующих», но с живой жизнью растений и животных. Чтобы восстановить нормальную сельскую жизнь во Франции, увеличить объёмы сельскохозяйственного производства и обеспечить нашу продовольственную независимость, нам нужно покинуть Европу Маастрихта. - В свете происшедших и происходящих в мире событий что вы думаете об опасности исламского экстремизма? - Она существует сегодня, как и всегда. Не надо быть наивным и думать, что эти люди не способны сделать то, что было сделано. И если они это сделали - нужно их уничтожить, вот и всё. Правда, есть ещё люди, чья политика привела к этой реакции, к этому возмущению, к этой досаде и ярости. Эти люди тоже должны чувствовать свою вину.
Например, американцы, представляющие собой самую мощную и богатую страну мира, привели своей осознанной политикой к насильственной смерти более чем миллион иракских детей. И эта политика, совершенно естественно, должна была породить настоящую ярость против людей, её проводивших. Иракцы вполне могут сказать: вы оплакиваете 3 тысячи погибших на Манхэттене, а мы потеряли более 1 миллиона только детей! Конечно, они погибли не во время войны, а угасли тихо и незаметно, совершенно неинтересно для Си-эн-эн.
Говоря об опасностях экстремизма и экспансионизма, следует помнить, что мир ислама никогда не приходил в движение иначе как под давлением демографии, как это было и с любым другим перемещением больших людских масс. Конечно, нет нужды скрывать завоевательный характер ислама, но причина экспансии исламского мира - не религия, но демография.
Сегодня эти народы выражают себя в традиционных, исторически известных формах, и один из элементов, объединяющих исламский мир, - это ислам. А это религия в одно и то же время политическая, нормативная и дающая простор экстремизму, который, в свою очередь, опирается и на её демографическую мощь, и на возможность различных интерпретаций этой религии. (Здесь нет внешнего и общепринятого авторитета, и каждый при желании волен давать своё обоснование едва ли не любой идее).
Но, ещё раз повторюсь, опасность для нас проистекает в меньшей степени от внешних сил и в большей от нашей внутренней слабости. И так как мы не можем по большому счёту сделать что-то с внешней опасностью, следует начать с уменьшения нашей внутренней слабости.
И прежде всего с нашего демографического усиления, для чего необходима серьёзная деятельность государства в поддержку семьи. Мы должны увеличить нашу рождаемость и прекратить работу насоса, всасывающего иммигрантов. Мы должны показать людям за границей, что они должны решать свои материальные проблемы в своих собственных странах. Потому что у нас они больше не смогут получить ничего. Потому что все преимущества будут на стороне собственников этой страны, то есть её народа. - Вы никогда не скрывали своих особых чувств по отношению к России, к её культуре и истории. Скажите несколько слов о ваших предпочтениях в области искусства.
- Я желаю, чтобы Россия вновь вернула себе достоинство и силу. Страны с таким народом, с такой территорией и историей сегодня явно не хватает в мире - для геополитического равновесия. Я лично, будучи французским патриотом, испытываю огромную симпатию к России. У меня всегда были хорошие отношения с белыми русскими из первой эмиграции. Они вдохновили меня на издание пластинки «Марши Русской императорской армии». Точнее, это был господин Скрябин, поручик Императорской гвардии, который познакомил Францию с этой музыкой. Пластинка была записана оркестром Республиканской гвардии. Это было двадцать пять лет назад.
Всегда помню мелодию русского народного гимна. (К восторгу присутствующих поёт «Боже, Царя храни!») Я всегда хотел встретиться с Солженицыным, но когда он был здесь, вокруг него слишком плотно держались некоторые люди и не подпускали «посторонних». Но, может быт, я увижу ещё его в Москве. У меня много друзей среди русских, один из них - Илья Глазунов.
Александр ФОМЕНКО
отрывки из интервью («Независимая» № 108 (2661) от 4 июня 2002 года)